Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм

этом неоматриархате вызывает беспокойство тот факт, что перед нами простое отрицание патриархата и прямой регресс к инфантильному мироустройству, а не диалектическая прогрессия к более высокой форме матриархизма. Популярность Г. Маркузе[59] среди молодежи, как мне кажется, во многом опирается на то, что он пропагандирует инфантильную регрессию к матриархату, делая этот принцип более привлекательным посредством революционной риторики.

7. Возможно, эти социальные изменения сыграли свою роль в появлении ветви психоанализа, которая взялась скорректировать старую идею Фрейда о центральной роли сексуальной связи между сыном и матерью и вытекающей из этого враждебности по отношению к отцу, выдвинув новую концепцию ранней «доэдипальной» близкой связи между младенцем и матерью, не зависящей от пола ребенка. Работа Бахофена, если ее тщательно изучат психоаналитики, окажется чрезвычайно ценной для понимания такой несексуальной фиксации на матери.

Мне хотелось бы завершить эти вводные замечания обсуждением теоретического вопроса. Матриархальный принцип – это принцип безусловной любви, природного равенства, важности уз крови и земли, сострадания и милосердия; патриархальный принцип – это обусловленная любовь, иерархическая структура, абстрактное мышление, придуманные человеком законы, государство и правосудие. В конечном счете, представителями этих двух принципов являются, соответственно, милосердие и правосудие.

Как мне кажется, в ходе истории эти два принципа то яростно сталкивались друг с другом, то образовывали синтез (например, в католической церкви или в концепции социализма по Марксу). В случае столкновения матриархальное начало проявляется в чрезмерном баловстве и инфантилизации ребенка, которые препятствуют его полному взрослению; отцовская же власть оборачивается жестким доминированием и контролем, основанными на страхе и чувстве вины ребенка. Подобным образом складывается ситуация в отношениях между ребенком и родителями (отцом и матерью), а также это проявляется в духе патриархальных и матриархальных обществ, определяющих структуру семьи. Чисто матриархальное общество стоит на пути всестороннего развития личности, тем самым препятствуя техническому, рациональному, художественному прогрессу. Чисто патриархальное общество не видит никакой ценности в любви и равенстве; его интересуют только установленные человеком законы, государство, абстрактные принципы, послушность. Прекрасное описание такого общества имеется у Софокла в «Антигоне» – это личность и система Креонта, прототипа фашистского лидера. (См. обсуждение этой темы: Fromm 1951а, глава 5).

Однако когда патриархальные и матриархальные принципы формируют синтез, каждый из принципов проникается другим: материнская любовь – правосудием и рациональностью, а отцовская – милосердием и равенством.

В наши дни борьба против патриархального авторитета как будто разрушает патриархальный принцип, предлагая регрессивное и недиалектическое возвращение к принципу матриархальному. Целесообразное же и прогрессивное решение заключается лишь в новом синтезе противоположностей, в котором противостояние между милосердием и правосудием сменится союзом того и другого на более высоком уровне.

Половые различия и характер

6. Пол и характер

О том, что между двумя полами существуют врожденные различия, которые неминуемо выливаются в базовые различия характера и судьбы, мы слышим издавна. «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою»[60], – так Ветхий Завет формулирует особенность и проклятие женщины, тогда как крест мужчины заключается в том, чтобы трудиться в поте лица и со скорбью. Но в том же библейском тексте содержится и практически противоположный тезис: человек был создан по образу и подобию Божию, и лишь в наказание за первое преслушание мужчины и женщины – в вопросе нравственной ответственности к ним отнеслись как к равным, – их приговорили к вечному конфликту и разногласиям. Оба этих убеждения – в их фундаментальном различии или фундаментальной одинаковости – озвучивались снова и снова на протяжении многих веков; одна эпоха или философская школа делала упор на первом посыле, другая – на втором.

Данная проблема приобрела особую значимость в философских и политических дискуссиях восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Согласно позиции философов Просвещения, между полами не существовало никаких врожденных различий (l’âme n’a pas de sexe[61]); наблюдаемые же различия были обусловлены разницей в образовании и являлись, как мы выразились бы сейчас, различиями культурными. Философы-романтики начала девятнадцатого века высказывали противоположную точку зрения. Проанализировав характерологические различия между мужчинами и женщинами, они заявили, что их фундаментальная несхожесть – результат врожденных биологических и физиологических различий. По их мнению, такие различия характера существовали бы в любой культуре, какую только можно себе вообразить.

Независимо от качества аргументации обеих сторон – а анализ романтиков во многом был весьма тщателен, – у той и другой имелась политическая подоплека. Просвещенные философы, особенно французские, желали поддержать концепцию социального и, до определенной степени, политического равенства мужчин и женщин. Они настаивали на том, что отсутствие врожденных различий является доводом в его пользу. Романтики же, бывшие политическими реакционерами, использовали свой анализ сущности – Wesen – женской натуры как доказательство необходимости политического и социального неравенства. Хотя они и приписывали «женщине» похвальные качества, но в то же время настаивали, что в силу своих особенностей она не способна участвовать в социальной и политической жизни наравне с мужчинами.

Политическая борьба за равенство женщин не окончилась девятнадцатым веком, как и теоретическая дискуссия о врожденном или культурном характере их отличий от мужчин. В современной психологии самым открытым сторонником точки зрения романтиков стал Фрейд. Однако там, где романтики облекали аргументацию в философские термины, Фрейд строил свою теорию на научном наблюдении за пациентами в ходе психоаналитического лечения. Он предположил, что анатомические различия между полами являются причиной неисправимых характерологических различий. «Анатомия – ее судьба», – говорит он о женщине, перефразируя высказывание Наполеона[62]. По его мнению, маленькая девочка, обнаружив, что у нее отсутствуют мужские гениталии, оказывается возмущена и потрясена этим открытием; она чувствует, что ей чего-то не хватает; она завидует мужчинам, поскольку они обладают тем, в чем ей судьба отказала; в ходе нормального развития она попытается преодолеть свое ощущение второсортности и зависти, заменяя мужской половой орган другими ценностями – детьми, мужем или имуществом. В случае невротического развития у нее не получается найти удовлетворительную замену. Она продолжает завидовать всем мужчинам, не отказывается от желания сама стать мужчиной, обращается к гомосексуальности, начинает ненавидеть мужчин или же выискивает культурно допустимые способы компенсации. Даже в случае нормального развития трагизм женской судьбы никогда не рассеивается до конца; женщина обречена желать того, что навеки останется для нее недостижимым.

Хотя ортодоксальные психоаналитики продолжают считать эту теорию Фрейда одним из краеугольных камней своей психологической системы, существует другая группа культурно ориентированных психоаналитиков, которая оспорила его выводы. Они указали на ошибки в аргументации Фрейда, приведя клинические и теоретические доказательства того, что характерологические особенности женщины, которые тот объясняет биологическими причинами, в действительности являются следствием культурного и личного опыта женщин. Взгляды этой группы психоаналитиков нашли подтверждение в антропологических находках.

Тем не менее, существует некоторая опасность того, что кто-то из сторонников этих прогрессивных антропологических и